из дверей театра, чтобы убедиться, что всё хорошо.
Погода в Нью-Йорке сегодня просто потрясающая. Яркое солнце, чистое голубое небо, отсутствие снега и холода. Замечательно, поэтому я даже не волнуюсь из-за того, что выхожу на улице в феврале в короткой юбке.
Стоит мне только выйти из театра и попасть под лучи яркого солнца, как вокруг становится на порядок шумней. Меня моментально замечают и это внимание заставляет меня нервничать ещё больше.
Крики толпы за ограждением, выкрики моего имени, просьба папарацци посмотреть на них для фото, вспышки камер и мгновенная реакция моей охраны.
— Мисс? — подходит ко мне один их них.
— Что-то не так? В чём проблема? — напрямую спрашиваю я, игнорирую как фотографов, толпу, так и приглашённых гостей, которые также норовят со мной поздороваться и сделать фото для прессы.
Даже известные люди грешат желанием стать ещё популярнее, грешат желанием лишний раз пропиариться.
Но я игнорирую абсолютно всех кроме своей охраны, и сейчас на моём лице нет привычной приветливой улыбки.
— Всё в порядке, ничего не обычно, одна женщина всё пытается пройти на территорию музея уверяя нас, что знает вас, что лишь благодаря ей вы так, кто вы есть… — с усмешками говорит охранник, и сначала я сама хочу засмеяться, но потом… Боже!
— Кларисса Олдридж! — подходя к другому охраннику, который отвечает за списки приглашённых гостей и который лично пропускает всех гостей с пригласительными, я вдруг различаю среди шума знакомый женский голос.
Я тут же перевожу взгляд на толпу, пытаясь разглядеть знакомое лицо, и довольно быстро его нахожу и не могу поверить своим глазам.
— Розмари? — едва слышно шепчу я, не сводя взгляд с раздражённо спорящей с моей охранной женщиной. — Пропусти её, — подхожу к охраннику я, чувствуя, как сердце забилось быстрее, как внутри словно что-то зажглось.
Не могу поверить, что она здесь!
Мужчина без лишних слов и вопросов кивает мне и пропускает мою наставницу за ограждение.
— Миссис Берч! — улыбаюсь я и тут же обнимаю её, чувствуя, как она крепко обнимает меня в ответ.
За всем этим наблюдает не одна сотня людей, журналисты, известные люди, папарацци. И крики не утихают, а вспышек фотокамер становится лишь больше.
— Я так рада вас видеть! — отстраняюсь от Розмари я и, разглядывая женщину, понимаю, как сильно она изменилась.
— Да, — выдыхает она. — Думаю, нам стоит поговорить.
Розмари не особо довольна, она даже… злая и я прекрасно понимаю почему.
Кивнув женщине, я пропускаю её вперёд, и мы идём в сторону музея. Я один раз оборачиваюсь на выкрикивающую моё имя толпу и, улыбнувшись, машу рукой.
Розмари постарела… у неё и раньше были морщины, но теперь их стало на порядок больше особенно у глаз. Её волосы всё такие же короткие и русые, глаза всё такие же карие, всё тот же строгий взгляд и изумительный стиль в одежде.
И мне безумно стыдно перед ней. Мне стыдно за то, что за всё это время я ни разу с ней не связалась, не созвонилась, не пригласила её ни на один свой показ, я словно забыла о ней, но это, конечно же, не так. Я просто не могла… переступить через саму себя. Мне слишком стыдно за всё, что я сделала.
— Боже… какая красота, затаив дыхание, говорит Розмари, оглядывая украшенными цветами перила ведущими по большому кругу. — Ты на славу потрудилась. Я очень рада за тебя, я очень тобой горжусь, — останавливается Розмари как только мы поднимаемся наверх.
— Простите меня… — опустив взгляд, с сожалением выдыхаю я. — Простите, что подвела вас, что… упустила вашу компанию, которую вы мне доверили, а точнее просто её бросила…
— Не извиняйся за это, — перебивает меня женщина и берёт меня за руки. — Я была до жути зла и обижена на тебя, но не потому что ты бросила компанию, которую я передала тебе. Она твоя и я говорила, что ты можешь делать с ней всё, что тебе вздумается. Я была зла не из-за этого, не из-за того, что ты бросила компанию, а из-за того, что ты бросила меня.
Я смотрю на Розмари, смотрю в её полные доброты и заботы глаза и вижу в них отражение боли. Внутри меня пожирает ненависть к себе. Эта женщина заботилась обо мне, она помогала мне, она учила меня всему тому, что умела сама. Розмари стала для меня матерью, которую я потеряла, а я так с ней обошлась!
— Простите меня, — хмурюсь я, сдерживая слёзы в себе. — Мне так жаль! Мне так стыдно! Но я… нет, мне нет оправдания.
Розмари молча кивает мне внимательно на меня смотря и всё ещё держа меня за руки.
— Всё уже хорошо, — довольно тихо говорит она. — Посмотри на себя, Кларисса, ты стала такой сильной женщиной, такой независимой! Оглянись, — смотрит по сторонам Розмари, — ты проводишь показ в Нью-Йорке, проводишь показ, на который пришли посмотреть сотни людей. Ты добилась всего, чего хотела, и ты добилась этого сама. Ты сама себя создала.
Я смотрю на Розмари и внимательно её слушаю. Но она не совсем права. Не спорю, я добилась всего этого сама, своим тяжёлым и упорным трудом, но… я не стала сильной, я наоборот стала слабой.
— Спасибо, — улыбнувшись, шепчу я. — Без вашей помощи, без ваших уроков… ничего бы этого не было. Вы всегда были моим вдохновением, моим идеалом…
— Перестань дорогая, — смеясь, перебивает меня Розмари и вдруг крепко обнимает меня.
— Нет, правда! — прикрываю глаза я. — Вы всегда были для меня лучшим примером женщины, дизайнера и человека. Вы всегда поддерживали меня, всегда помогали мне, были со мной строгой, но для моего же блага. Спасибо вам за всё огромное и простите, что пропала… я не хотела.
— Я горжусь тобой, Кларисса, — после недолгой паузы говорит Розмари, и мы всё ещё обнимаемся. — Я всегда знала, что у тебя всё получится. Ты умница.
Я лишь крепче обнимаю Розмари, чувствуя тепло её тела, словно чувствуя её заботу, по которой я до безумия скучала, словно чувствуя своё прошлое, я словно возвращаюсь в одни из лучших дней своей жизни и сердце, и душа наполняются теплотой.
— Мисс Олдридж, — неуверенно и осторожно касается моего плеча один из моих организаторов, и я нехотя отстраняюсь от Розмари. — Пора…
— Да, иди, мне уже не терпится всё увидеть, — улыбается миссис Берч, и я замечаю, как она едва заметно смахивает непрошенные слёзы.
— Позаботься о том, чтобы миссис Берч нашлось место в первом ряду, — повернувшись к организатору, серьёзно говорю я. — Пересади кого-нибудь, если потребуется.
Он растерянно
